О СТРАШНОМ ДЕТСКОМ ФОЛЬКЛОРЕ
144.
Примерно с трех лет помню за собой интерес к "страшному". Была ли эта тяга до трех лет - не помню, однако в памяти сохранились преувеличенно яркие отдельные картинки - образы некоторых предметов окружающего мира. Эти образы обычных вещей (например, ярко-желтый глазок растопленного масла в центре белого круга манной каши) неестественно ярки, словно бы волшебны, и - особенно сейчас - очень притягательны.
Страшных историй в это время не было, но эти рисования, страшные сны (с демоническими образами) и сказочные кинофильмы с мистически-демоническими персонажами позже привели к увлечению страшными историями, одним из лучших рассказчиков я считался.
В "страшилках", рассказываемых мною, именно такие ощущения были для меня главными (хотя я смог описать эти ощущения намного позже). Это: словно выход куда-то. Из волшебных сказок особенно притягивали персонажи: Кощей бессмертный, колдуны с железными носами, Мика - железный зуб, колдуны и колдуньи - оборотни (например, иногда Баба-Яга), живые выходцы их могил (или живые, входящие туда и терпящие смертельные испытания). "Избушка на курьих ножках", хотя и не активный персонаж вовсе, также вызывала описанные выше волнения. На некоторых кадрах фильмов я просто в страхе и плаче залазил под кровать: например, при кадрах из фильма "Кощей Бессмертный", когда тому отрубают голову, а из снопа огня и дыма проявляется вскоре новая голова. С Кощеем сильно запечатлелся образ из книжной сказки (представляется и сейчас _ как будто сам это видел): Василиса открывает мрачное подземелье - склеп, а там на цепях висит на стене Кощей.
Тут же хочется отметить мотив подземелья, который четко фигурировал во многих "страшилках", рассказываемых мною и другими. Это: образ могилы, под которой открывается подземный ход, используемый шпионами. Или же под могилой - некий мир мертвеца (куда может уходить живой) - это не обычное помещение склепа, а какое-то иное пространство под обычной земляной могилой. Это: образы подземных ходов, открывающихся ночью в картине, висящей на стене (а там, в конце хода, глубоко - помещение со скелетами людей, чьи тела как-то использует колдунья). Вообще, подземный ход может открываться из самого обыденного места, ведет глубоко, иногда приводит к пещерам или вовсе - в иной мир: например, мир женщины с лошадиной головой, которая использует в этот мире ученых (вообще, людей) как рабов. Увы, не помню этой истории (как и тех, образы из которых упомянул выше), но вот эти отдельные образы отпечатлелись во мне глубоко, т.к. именно они более всего захватывали. (Одному из людей, попавшему в рабство к этой "лошадиной голове", удалось вырваться оттуда и, кажется, даже разрушить этот злой мир, что требовало долгих лет рабства, мучений, даже каких-то жертв: кто-то из его друзей погиб).
К мотивам подземелья относятся пещеры, в глубине которых - или логово колдуна, или дети голубого дьявола, почти всегда: скелеты, кости, гниющие трупы и т.п. Или, как в широко известной истории про "синий ноготь", которую я неоднократно слышал в 80-е годы, под креслом (диваном) тут же открывается подземная шахта - ход, заканчивающаяся, как все знают, мясорубкой.
Мои ощущения-переживания всех этих образов (мотива подземелья) теперь я могу выразить, обобщив так: могила с выходом (входом) в потусторонний, иной мир, источник тайного (часто не до конца объяснимого: неясно, например, откуда "лошадиная голова"?) зла.
Наиболее ранние истории, какие я помню (в детском саду) не производили особого страха: например, про гроб на колесиках, который катится к девочке , о чем ее поэтапно информирует таинственное радио (для меня именно это радио было чуть ли не зачинщиком всей этой истории). История рассказывалась легко, как анекдот, сам рассказчик и большинство слушателей не боялись. Особой образности, выразительности в рассказывании тут я не помню. Хотя постоянное повторение о гробе и завораживает, но в целом история скучна, воспринималась баловством. (Эту историю я не рассказывал, да и она была известна почти всем).
Из раннего детства наибольшее впечатление произвела история про "пиковую даму", которая не имела сложного сюжета; поразил, впечатался сам образ: пиковая дама - в виде большой черной птицы с острыми черными когтями и женским лицом. Она прилетела к слишком уж смелому, вызывающе себя ведущему молодому человеку и ночью задушила его: его нашли утром с искаженным лицом и черными следами на шее (от когтей). Эта "пиковая дама" как бы олицетворяла в моих тогдашних ощущениях какую-то потустороннюю силу.
Истории про черные, красные пятна, черные, красные перчатки (руки) также относятся ко времени детского сада: в пионерлагерях (куда я ездил с 3-4-го класса) их рассказывали почему-то мало. Этих историй потому и не помню. Однако эти пятна и черные перчатки, несущие смерть, также были для меня проявлением иной, враждебной, необъяснимой реальности - словно бы связующим каналом. Больше всего пугало не то, что делала перчатка или пятно, а то, что вдруг на самой обычной стене появляется необъяснимое пятно (которое несло затем смерть). Было страшно то, что на своей стене вдруг может появиться такое же (ведь никто не застрахован от этого!) пятно: с ним нельзя найти общего языка - оно совсем иное и злобное, логика и поведение его необъяснимо. Думаю, что пятна очень близки к мотиву подземелий.
"Расцвет" моих рассказываний страшных историй - в пионерских лагерях, рассказываю я их и сейчас (помню всего 4-5 основных историй) - больше для смеха. В лагерях истории рассказывались ночью, все боялись покинуть свою кровать (в кровати - иллюзия защищенности), а уж в туалет после этого сходить - почти невозможно (если только плотной группой). Обычно было несколько рассказчиков; "страшилки"-"пугалки" (типа "Отдай мою руку!") были нечасты - ведь они рассчитаны на испуг одного человека, а не палаты пионеров. Ценились некороткие истории - с подробностями, напоминающие волшебную сказку. Именно такие и любил я, и рассказывал. Обычно короткие "бытовые" детские "страшилки" (занавески, пианино и проч.) я не рассказывал, да и слушателям, кстати говоря, больше нравилось про вампиров, мертвецов и т.п. (т.е. более похожие на "волшебные" сказки). Изо всех бытовых вещей (как персонажей "страшилок") более всего была страшна белая простыня, т.к. могла опуститься откуда-то сверху и накрыть (со всеми последствиями) человека, идущего, например, в туалет после всех этих историй.
Рассказывая свои истории, я старался рассказывать пострашнее: образнее, в страшных подробностях, часто менял интонации, голос, рассказывал "по ролям", описывал изменения черт лица и т.п.
Колл. В. А. Шевцова, 1999 г.
Из воспоминаний Д. Ю. Доронина, 22 лет
145.
[…] Дети начинают рассказывать страшилки с 7-8 лет и заканчивают уже в старших классах… Это сравнительно новый жанр. Мои родители в детском возрасте их совсем не рассказывали… Почему дети так любят этот жанр? Сначала я думала, что современным детям не хватает сказок, что взрослые перестали их рассказывать, а тяга к чему-то страшному в детском возрасте всегда существует. Но я вспомнила свое детство. Мне папа рассказывал огромное количество сказок, и я даже сама их сочиняла. Но сказки меня интересовали лишь до школы. Потом я стала считать себя взрослой и рассказывала сказки только другим, а сама их уже не читала.
Первые страшилки я услышала в лагере. Они сильно мне понравились и запомнились тем, что были похожи на правду. Сейчас трудно вспомнить, верила я в них или нет. В детстве я рано научилась владеть языком (помогли сказками родители) и скоро сама стала одной из лучших "сказительниц" страшилок. В более позднее время я уже точно в них не верила. Значит, наверное, не отсутствие сказок породило страшилки. Наверное, их породило само нмше время. Дети уже не верят в традиционные волшебные предметы. Они не верят в сказки. Но они остаются детьми и боятся (как и дети прошлых веков) темноты, непонятных для них явлений.
[…] впервые дети узнают страшилки от старших ребят. По моим наблюдениям, в первый период они верят этим страшилкам, затем им начинает нравиться та атмосфера, в которой окружающие напряженно слушают рассказчика… Период "веры в страшилку" длится у разных детей по-разному: от одного года до двух-трех лет. Следующий период - "период рассказа" другим узнанных ранее страшилок. Надо отметить, что рассказывают страшилки чаще всего те, кто является заводилой в других играх.
Очень любят дети пугать друг друга. Наверное, им интересна реакция человека на что-то неожиданное, этот рефлекс самозащиты. Ведь "в момент испуга можно увидеть человека без всяких масок, самим собой". Так думают многие ребята. Отсюда пошли пугалки. Пугалки рассказывают дольше, чем обыкновенные страшилки (даже до 16 лет). Сначала рассказчик говорит обыкновенным тоном, часто полушепотом. Но последнюю фразу он говорит неожиданно громко, открыв широко глаза, скорговоркой (но понятной другим). Он сопровождает эти слова неожиданным для слушателя движением (например, как будто хочет задушить или наброситься на слушателя).
Где-то в 12-13 лет ребятам становится смешным этот страх. Они начинают рассказывать несколько иные страшилки: с сатирическим уклоном. Начало идет обычное, оно похоже на обыкновенный рассказ о себе, о друзьях, о том, как кто-то обыкновенно гулял и т.п. Затем неожиданно появляется что-то пугающее всех слушателей (пугает еще и то, что совершается все действие якобы на самом деле, т.к. начало было вполне реальным). И концовка - самая обыкновенная, до смеха простая. Всем становится смешно от того страха, который всеми владел еще несколько мгновений назад […] Среди ребят страшилки чаще всего называются "страшными анекдотами".
Колл. 48, ед. хр. 16, 1983 г.
Из наблюдений и личных воспоминаний О. А. Спутницкой, 18 лет.